Давно прошли те времена, когда кипевшая вокруг него восторженная толпа вызывала радостное возбуждение, а каждая похвала рождала сладостное чувство, что Ветер не напрасно прожил свою жизнь. Теперь ему частенько хочется покоя, но толпа все та же: неистовствует, не дает забыться ни на миг. Но он нашел свой покой. Прямо здесь, среди людей. Это со стороны кажется, что стихотворец любезно отвечает, выслушивает и привечает каждого. На самом же деле он давно стоит в стороне и наблюдает за суетой, их и своей. И все–таки хорошо, что можно отыскать убежище понадежнее.
Когда лекарь закончил свою работу, рука мальчишки была не только перевязана, а еще и крепко примотана к каким–то дощечкам. Илча, конечно, посинел от всех этих дел, но держался молодцом, и уверял, что ему намного легче. Пришлось дать мальчишке сабы, чтобы он пришел в себя.
— А ты?
Илчу сразу же отпустило, боль, что терзала третий день, немного рассеялась, и он глядел на нежданного благодетеля с нескрываемым восхищением.
— Я не буду.
— Ты что, и сабы не пьешь?
— Все что угодно, но после всеобщего развлечения. Здесь уже не продохнуть, и вокруг ловят каждое наше слово. Пошли ко мне. До вечера еще есть время. Как раз успеешь все рассказать.
Саба разговорила Илчу, теперь он не скупился на слова. До того «птенец» был сумрачно–спокоен, точно теперешняя жизнь поглотила боль минувшего, теперь же ругался, потрясал кулаками, вспоминая дядю и его отпрысков, подозрительно часто хлюпал носом, даже разрыдался под конец.
Так вот. Отец Илчи и дядя друг друга недолюбливали, и потому неожиданное решение отослать сына в Вальдезу казалось необычным вдвойне. Однако странная прихоть спасла мальчишке жизнь, хотя сам Илча жизнью это почитать не желал. В последнее время отец то и дело хворал, с тревогой заговаривал про то, что ждет впереди, некстати поминая Нимоа. Должно быть, потому и захотел, наконец, примириться с ближними родичами. Его брат принял Илчу без восторга, однако смягчился и даже подобрел, когда прочел привезенное послание и примерился к увесистому коробу с подарками из Бреши. Что там было, Илча так и не узнал, хоть отец велел не спускать с него глаз и даже лишнего человека к обозу приставил.
Перемирие в Вальдезе оказалось недолгим. Как только страшные вести пришли с побережья, дядя совершенно изменился к племяннику, и мальчик узнал из его уст много нового про отца да про мать, которой, говорилось ему, и вовсе не было. Дядя пенял старшему брату на все, даже на его удачу и свое собственное невезение, на то, что тот не хотел принимать участие в делах этого дома. Еще бы, ведь он копил богатство для Илчи, хотел для него какой–то особой судьбы. Мальчика каждый миг попрекали тем, что теперь он нахлебник, навязанный на шею, и каждый кусок застревал у него в горле, потому что был отнят у его же братьев и сестер. Даже служанка, всего одна в этом маленьком домишке, им помыкала. И когда в один поистине черный день дядя сказал, что нашел способ пристроить Илчу в Фалесте, у знакомого торговца, и велел собираться, парнишка даже обрадовался. Казалось, что хуже, чем в этом проклятом доме, нигде не будет.
Он не знал, как далека эта Фалеста, и в дороге дивился, что они все никак не доедут. Побережье, утонувший Бреши, Вальдеза, рыба и прежняя жизнь отдалялись с каждым оборотом колеса. Неужели не нашлось местечка поближе?
Теперь–то понятно, зачем этот человек с сердцем двара его так далеко завез. Чтоб наверняка, чтоб нахлебник не вернулся. А потом привел на рыночную площадь, велел обождать чуток, и был таков.
Илча долго прождал на площади, потом плутал здешними улочками — забыл, где они ночевали. Нашел знакомый постоялый двор уже к вечеру и с облегчением кинулся туда, выкрикивая дядино имя, но ему сказали, что названный человек отбыл вскоре после полудня. Сказал, что покидает Фалесту. Хозяин со спокойным сердцем выгнал Илчу, указав ближайший ночлежный дом.
Вот и начались скитанья по городским улицам. Илча ходил от дома к дому и спрашивал не нужен ли слуга или помощник какой, подмастерье, но то ли лицо его не располагало к доверию, то ли был он так же невезуч, как дядя, но в ответ всегда слышался отказ. Изредка удавалось наняться по мелочи, на чистку сточных канав, однако на кусок хлеба этого не хватало. От голода стало так худо, что Илча решился просить подаяние. Вот тут–то он первый раз и повстречался со здешними темниками и решил, что Нимоа наконец–то сжалился над ним.
Перво–наперво они, конечно, накостыляли, чтобы не лез куда не надо. Оказалось, кому попало тут «работать» не положено. А потом вдруг расспросить решили, кто он да откуда. Выяснилось, что идти парню некуда, хоть в петлю лезь, и с ним стали поласковее. Тогда Илча решил, что из сочувствия его пригрели. Забрали к себе, накормили досыта, полночи травили байки из жизни уличного братства. Расписывали, как тут все здорово. Вот Илча и остался.
Не то чтобы он об этом жалел, на улице давно бы ноги протянул, а тут до середины лета дожил. Только вот братству с него пользы мало. Кому–то померещилось, что малый он бойкий, вот и взялись на «птенца» учить, да не задалось у Илчи с «учением». Вроде быстрый, вроде ловкий, а как пойдет на промысел — наставникам беда одна. Раз подсобили, бока его спасли от наказания… потом, правда, сами же добавили. Второй раз Илча исхитрился, вывернулся да скрылся. А на третий чуть всех вместе не повязали.
Вот и велели Илче с тех пор выпутываться, как знает. Да не всегда выходит. И приносит он жалкие медяки. Сам не кормится, других не кормит, да и задолжал изрядно, один убыток. А если попроще… Жрет больше, чем приносит — так сказал вчера «папаша» и отвел к старшине здешних «птенцов» и «пташек». Тот решил просто: пора уж леберу затеять. Чтоб по закону. Хватит бегать попусту да братство позорить. Велел отправить парня на рыночную площадь, пускай покажет все, на что способен. А если в пять дней «птенец» не принесет положенной лебы, определить его к другому делу. Или вовсе гнать из Фалесты, взыскав наперед все долги со спины. И надо же, Илча сразу наткнулся на Ветра, знаменитого стихотворца!
Едва он успел закончить, как в дверь постучался Саэк, почтительно напоминая, что время пришло. Толпа собралась огромная. Флос уж двери приказал закрыть, чтобы не случилось давки.
— Да, пора, — очнулся Ветер.
Мальчик до боли походил на него самого. Непонятно, чем именно, но это так.
— Ты разрешил мне тоже… послушать, — робко напомнил Илча.
— Конечно, спустишься вниз с Саэком.
— А помнишь, — задержал его парнишка уже у порога, — ты спрашивал, чего мне хочется? Я вот подрасту немножко — и тогда посмотрим… Зубами буду рвать все, что можно выгрызть, но про меня еще узнают. Не сомневайся! И тогда этого двара черного убью!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
